.
Как я образовался в Ехо

Вообще, я даже не собирался стучать по клаве своего многострадального ноута. У меня попросту нет литературных дарований – я больше по устно-жестовым. Профессия дирижёра и подработка адвокатом – или наоборот? – накладывают свой отпечаток. Руки-то у них железные. Опять проделки Шестиликой, полагаю. Уж раз у меня желание возникло.
Ах да, надо бы представиться. Обычно откликаюсь на имя «Стас». На свои фамилии не реагирую. Уж больно длинноваты. А если начистоту, то моя целиковая фамилия должна звучать из пяти составных частей. Мы с братом долго над этим хохотали и ещё дольше доводили нашу мать, преступника S-ранга, до нервного срыва шуточками на сей счёт. И ко всему этому, я немножечко Мелифаро.
Вроде бы я собирался говорить, как я появился в столице Соединённого Королевства?
Ладно, попытаюсь связать пару слов и не срезать всё в один крохотный абзацик – у меня странное понятие о достаточном объяснении.

Самое первое, что я воспринял там отчётливо – падение восьми томом под редакцией сэра Манги на мою макушку. Как? А вот не знаю! Но если на книге написано «Манга Мелифаро. Энциклопедия Мира» и на корешке указан номер тома, то мнение о месте падения делаются сами собой. Я был где-то в Мире Стержня. Вроде бы даже поблизости от Сердца Мира. Ну, в относительном порядке – я же не с линейкой скакал по дороге, вымеряя свою отдалённость. Просто чувствовал. Уж не знаю как, Шестиликая при моём творении явно задумывала в дальнейшем сделать из меня старика Марти…
Но что же я о грустном! Немного походив и заодно запихнув книги в личное иное измерение (такая бяка, где храниться ерундовина пока не нужная, но рука как бы не подымается вышвырнуть), я обнаружил, что нахожусь посреди Хурона на острове. Пятки жгло чем-то испуганным, но доброжелательным. Ха-ха в сторону, я сам иногда не могу понять свою тушку. И ощущения такого рода считаются чем-то очень личным, так что вывод на ваших плечах. Нашёл место, где пекло совсем сильно, вырыл ямку… набрал земли в мешочек и запихнул сиё дело в карман. Сувенир, так сказать. До кеттарийских ковров я и не чаял добрести.

На своей родной квартире я напрасно посеял месяц благодаря такой гадости, как грипп. Следующее путешествие благополучно собрало чемоданы на майские выходные и дожидалось там. Наверно, я всё-таки подкаблучной породы…

Посмотрев на свой коротенький текст, ужасаюсь. Что за бред я печатаю? Хотя да, сложно из памяти формата ави переводить в слова. Пожалуй, про мои копательские порывы Тёмные Магистры ведают когда на Холоми лучше не заикаться и вычеркнуть. Ну бредово же я их описал. А, хватит заморачиваться по пустякам, успею ещё триста раз всё откорректировать. Сейчас нужно сосредоточиться и честно описывать бытие. Потому продолжу бредить – иначе мою деятельность никак не обзовёшь. Или продолжу обезумивать – уж с чьей точки зрения на меня смотреть.

Подробности поселения у сэра Манги я лучше опущу. Во-первых, это было так скучно, а во-вторых, вряд ли мне, завзятому правдивому болтуну, можно верить на слова. Потому просто обрисую ситуацию – меня оставили на вечное поселение с правом бесконечного дебоширства. Конечно, постоянно оставаться я не мог – уж больно любопытный, весь из себя перекати-поле. Во всяком случае, я нашёл Дом, один из множества своих Домов, куда меня постоянно тянет.
Справедливости ради внесу ма-аленькую детальку. В Мире Стержня мне на вид лет семь-восемь, если по-нашему. Или двадцать восемь – тридцать два. Если считать по-их. И, увы, наиболее чудовищным является мой вид в лоохи и скабе, посему мне приходится скакать в синих шортах, коротких как мини-юбка и тонкой полосой видных из-под белой-белой футболки. Ну, да мне так проще лазить по всему дому, переворачивая его вверх дном. Как ни странно, он совершенно не против. Уж я-то знаю.
Моменты посещения я подгадывал под приезд Анчифы, и так ловко у меня получалось, что сэр Манга меня кроме как «Индикатор Анчифы» семь дюжин дней точно не называл. Потом меня как-то перехватило Дневное Лицо и окрестило «Мастером Топающим-Хлопающим». А всё из-за моей шумливости. Не понимаю, зачем ходить тихо там, где тебе рады? В отместку я заявил, что от «Егозящего-Гремящего» слышу. Знаю, пишу я вообще не смешно. А тогда столовая от хохота гремела. Наверно, потому, что я сообразил себе наполеоновскую треуголку и повязку на глаз. Домашнее Наполеонище, одним словом. А ещё и грязными кроссовками на столе топчется. Носки, помнится, были окончательно убиты и эвакуированы в стирку. Колоритное зрелище против пурпура скабы вкупе с осенне-жёлтым лоохи, водрузившее насыщенно красный тюрбан на голову. Ничья, по всеобщему семейному мнению. Вечер завершился торжественной поимкой моего тела и помещения его в спальню сэра Фило. Там я быстро успокаивался и отключался. Утро приносило же новый этап бурного веселья.
Пожалуй, именно из-за постоянных поисков кладов это и произошло. Одним чудесным днём рано утром Мелифаро взял меня под мышку и уложил на заднем сиденье амобилера, дабы я продолжал дрыхнуть и молчать.
Всё ясно?
Таки путём я и оказался в столице Соединённого Королевства под одеялом Дневного Лица Почтеннейшего Начальника Малого Тайного Сыскного Войска Ехо на улице Хмурых Туч на самоличном наблюдении.
Чем и воспользовался.

Тонкий писк уж очень сильно действовал после напряжённой ночи, с ружьями в руках.
- У нас гости, - более крепкий направил орудие.
В широком проёме появилось что-то бледное с тёмной тяжестью на плечах.
- Ух ты, Тень. И мутант какой-то. Девочка, ты кто?
- Я Сад! – с каким-то оскорблённым достоинством обиделся ребёнок, аккуратно опуская ношу на пол.
- Хорошие у тебя родители…
- Да погоди ты! Почему на тебя датчик реагирует?
- Я же Сад! Ну, Санаторский.
- Санато-орский? – удивившийся родителям сталкер приподнял брови. – Быть не может.
- Ништяк! А Тень-то чего? Чё с ним? Заставы вчера рановато заступили, и стреляли чего-то.
Более высокий и худоватый осторожно снял с дяди Ивана плащ, чтобы осмотреть рану. Он всё понял без слов – уж такой он был нелюдим. Но что-то…
- Боже Правый… Стержень, глянь, а?
- Ну чего… - с явной неохотой Стержень повернулся. Вдруг вытаращил глаза и рухнул на спину.
В спине у нашего тёмного силуэта пульсировало нечто инородное, впаянное вроде и поверхностно, но крепко. Оно походило на отёкший, сглаженный, стянутый несколько вниз восьмисторонник, с холодным серебристым бликом жидкого металла. Почти в сердце – сплющенный кружочек от пули. Он с лёгкостью отделился, слегка залипая. Блик, выпуская очень тоненько сеточку лучиков, переместился к верхней правой части, увеличившись в объёме. Человек шевельнулся.
- Ну, жить будет, - хладнокровно констатировал второй. – Однако ему стоит выспаться.
- Лютый, у меня галлюцинации.
У Тени был оглушённый вымученный голос.
- Я сижу на сочинском вокзале в компании тёртых сталкеров и заблудившейся девочки, хотя должен уже отправиться на небеса…
- Мне, конечно, неприятно, да ты вредный стал, а ещё жизнь не ценишь.
- Да я от шока… - Тень спокойно уселся, морщась и потирая спину, накинул одеяло на себя, кутаясь от холода вредного труда. – Тебя бы со снайперки сняли.
- Уже, - вздохнул Стержень.
- Что уже?
- Пытались снять.
- Ну и?
- Что ну и? Я наклонился.
- А потом?
- Ну я его. – Помолчал. – Снял, - даже с гордостью.
- Да это домозахваченные, - вмешался Лютый.
- Со снайперкой?
- Там спецназ накрылся.
- Да ты чё… - крепкий «почти снятый» удивился.
- К морю близковато подошли. – Лютый протянул ожившему чашку кипятка, чайного с сахаром.
- А как это определяется? – полюбопытствовала Илзе.
- Есть много признаков. Грязно-салатовые пятна на лице и удивление на нём, видимость частей опорно-двигательной системы при отсутствии следов гниения…
- Ты лучше скажи, как ты стала такой! Всё-таки интересно! И что ты будешь делать…
- Ну как… - девочка изобразила руками волны. – Части меня начинали себя осознавать, а в самом немом участке появилась я. Ну… вот… - она нервно раскачивалась, тянулась вверх, как молодое деревце. – Иногда они убивали меня… А вчера у меня саднило тут, - рука неопределённо провела где-то по рёбрам, - потому что падали вышки, умирали все… это больно… Вот… ну маленький кусочек дерева под кожей, но без нарыва.
- Заноза, Илзе. – Тень, судя по голосу, устал слушать сбивчивую речь Сада. – Это называется занозой.
- Да-да. Но так, глухо и отдалённо. Как отзвуки удара. А ещё хотелось мне избавиться от них, ибо я уже устала, они нас ненавидят и уничтожают! Мы так устали, мы хотели разорвать эти путы злобы…
- Да уж, невесело тебе было.
- А вы сами-то что тут забыли? – Тень зевал.
- Замеры Лютый свои делал. А с утра хотели к Морю пойти. Диссертация у него, блин!
- А что это?
- Это брехня на степень. И вообще, данные не пройдут!
- Знаешь, если тебя не засекли на проходе, то ты здесь законно. Исследователи…
- А чем море отличается от Моря?
- Тем же, чем и Сад от сада. Заглавной буквой.
- Стер, не обижай ребёнка. – Этакая лютая укоризна. – И пора уже сворачиваться. Южный район вроде должен быть сегодня потише.
- Я что, псих, там ночевать?!
Но его уже не слушали.
Всё-таки свернуть двухдневный лагерь так сложно.

- Короче, никакие карты не помогут не заблудиться. Тут уже лет двадцать сталкерство рисует схемы, да ещё и дату проставляет каждого штриха. При желании можно разыскать тайники с картами на каждый день.
- как леденец? – спросил вдруг Тень.
- М-м-м, - довольно щурясь, ответила девочка.
Илзе очень нравилось, что о ней заботятся.
- Правда, два дня улицы не менялись. Долго ещё, замерщик ты наш?
- Заткнись. – Немного подумав: - Загляни в тот магазинчик.
- Зачем?
- Вдруг мороженое осталось…
На Лютого только рукой махнули.
Город производил смешанное впечатление «Марии Целесты» и давно покинутых руин. Абсолютная немота. Временами встречались потихоньку гниющие в мутных ядовитых пятнах мертвецы. Они, конечно, особо дорогу не загораживали, да как-то неприятно было смотреть на бессмысленных жертв.
- Разве мы не должны слышать прибой? – после очередного навала «накрывшихся военных» удивилась Илзе.
- Нет. Потому что по длинной дуге от Туапсе до Адлера в сторону побережья Море не издаёт звуков. Оно само по себе.
- Поподробней, я же ничего не знаю об этом.
- Лет сто назад, - внезапно произнёс Иван, чётко и плавно распутывая клубок историй, - порт внезапно просел, не имея на то причин. Списали на грунт. Однако теперь это было словно рукодельный пляж…
Сталкерам, видно, было что добавить или спросить, но рассказчика перебивать не стали.
- Быстро наносился песок и галька. Приплывали дельфины, порт был перенесён подальше. Люди жили, понемногу переселяясь в другие города. Тихо так, незаметно, словно чувствовали. Улицы затихали, но жизнь стала спокойней и ритмичнее, стало больше приезжать на каникулы детей.
- Но сейчас тут никого.
- Да просто заражение какое-то пошло, всех переселили! – не удержался Стержень. – Мне так говорили.
- Ладно трепаться, нам в другую сторону.
- Ну бывайте. Сад Илзе, Тень, до встречи!
«Хорошо бы выжить», - отражалось в глазах двух товарищей, уходивших теперь от них.
Странная судьба. То столкнула их, то неожиданно развела.

- Уверена, что нам вниз?
- Да, - с отрешённой уверенностью ответил ребёнок.
Чем дальше вниз, тем старее становился город, хоть был построен не так уж и давно для города. Избитый, покорёженный трещинами и сухостью асфальт плавно передал эстафету дорожного покрытия местами выщербленной брусчатке. Кругом, не издавая ни звука, высились, припадая к земле, усталые здания, слепо косившиеся на путников.
Проводник, он же Тень, многоимённый и безымянный, остановился и посмотрел на некий низенький дом.
Она не была бледной или слабой, будучи своеобразной и завершённой. Короткие лазурные волосы, усталые древние глаза, окружённые сеточкой весёлых морщинок, словно не видели, озирая мир, лицо несло печать вымученной светлой печали того, кто своего всё же добился. Вылинялые джинсы, срезанные до колен, выгорелые кеды пыльного белого цвета, смятая сероватая блуза с трёхчетвертичным рукавом.
- Синеокая.
Незнакомка улыбнулась на поклон Тени.
- И как тебе не жарко? Я так и думала, что твоим проводником будет этот хмырь, - беззлобно вздохнула она, шумя прибоем в голосе. – Чайки только уверили в этом.
- Ты Море, и ты погубила гидрочек. – Саду явно было что припомнить и обидеться.
- Они сами меня не услышали. Кстати, пора бы тебе и вернуться. Мало ли что люди захотят сделать.
Оставалось чуть, да и втроём как-то повеселее.
- Вань, подарочек-то сгодился?
- Да уж. Хоть не пристрелили, то хлеб.
- Я же не фея, в конце концов.
- Дядь Вань, а разве нельзя меня как-нибудь защитить?
- Илзе, при нынешнем положении дел я загремлю в ссылку, если не на повешенье, заикнувшись только о тебе. Слушать не станут.
- Море, ты точно меня проводишь?
- Ага, там был подъёмчик один… Ну, где ещё Коминтерны свои обряды проводят.
- А. Ясно.
- Так они инопланетяне?!
- Не-е, там такая муть с переселением душ и ноосферой, да прочей научной дребеденью…
- Скорее псевдонаучной.
- Не перебивай царя!
- Почему Синеокая? Так красивее?
- Ну да. Моего деда Понтом Эвскинским звали, да славянское имечко ему больше нравится. Передает настроение, так сказать.
- Дед – Чёрное море, в общем.
- …а ещё он меня поучать любит.
- И правильно.
- Человек! Не ёрничай!
- А у меня мама Сибирь…
- Каким боком?
- Не знаю.
- Давайте родственников перебирать! Вот Средиземное…

…Сад и Море давно растворились в необъятной глади, помахав руками на прощанье. Сад, конечно, поплакала, да ребёнок она ведь.
Иван, смотря на лунную дорожку, пляшущую по мелким волнам, понимал, что никогда не позабудется беззащитный, блёклый и доверчивый образ Сада со спокойным, величественным и мудрым воплощением Моря…

Что же ты не закроешь дверь?..
Я ведь дикий зверь,
Одинокий зверь...
Что же ты не захлопнешь дверь?
Отпусти же меня ты теперь!..
Что же ты?..
Что же...
Что...

Что же ты не прикроешь дверь?
Я не то сейчас, мне поверь!

Отпусти меня, я же зверь...
Ты поверь мне, поверь, поверь...